Если бы я был Бог, я бы всё время ржал. (с)
читатьВечером этого дня они должны были пойти на какую-то выставку. На какую именно Джиён так и не понял, потому что Сынхён наотрез отказался туда идти. Он безбожно врал Сынри в трубку, что ему некогда, что он безумно занят, а потом и вовсе раздраженный со словами «почему я должен тебе что-то объяснять» выключил мобильный.
А теперь сидит на диване в гостиной и пьет кофе с молочной шоколадкой с миндалем.
Джиён, который выбирал до этого мероприятия наряд и пришел в гостиную, чтобы выяснить что лучше подойдет к неизвестной выставке: наряд стильный, но довольно дерзкий, в виде рваных джинс, футболки с ярким принтом, поясом с огромной бляхой, кучей колец и браслетов, а в завершении пиджак и кроссовки или более классический — костюм от Тома Брауна и солнечные очки. Но узнать мнение соседа так и не успел, он как раз застал разговор Сынхёна и его попытки отказаться от мероприятия. Джиён молча унес кипу вещей в свою комнату и начал назад раскладывать их по полкам.
Сынхён возник в дверном проеме неожиданно:
— Надеюсь, что ты не расстроен из-за того, что мы никуда не пойдем? — спрашивает он.
— А тебе не все равно? — равнодушно пожимает плечами Джиён.
Чхве Сынхёну не находится, что ответить, он просто смотрит на своего соседа, видимо, решая для себя все равно ему или нет. А потом, прейдя к определенному умозаключению, просто разворачивается и выходит.
— Вот и отлично, — говорит Джиён, пытаясь забросить футболку на самую верхнюю полку. Роста для этого ему явно не хватает. Он несколько раз подпрыгивает, но футболка, казалось удачно закинутая, падает ему прямо на лицо. Дело в том, что положить её на нижнюю полку никак нельзя, только на свое место, поэтому Джиён усердно пытается еще раз, и еще, пока не чувствует, как футболку забирают из его рук.
Джиён так и застывает. У шкафа. С вытянутой к верху рукой. А за его спиной Чхве Сынхён тоже с вытянутой рукой, кладет футболку на место, пускай немного небрежно, но все же на место.
Джиён всей свой спиной и даже небольшими округлостями, теми что пониже поясницы, чувствует большого и сильного мужчину, отчего все тело в момент покрывается мурашками. Он вздрагивает, и даже смущается, сам от себя такого не ожидая.
— Спасибо, — нерешительно благодарит он Сынхёна, не собирающегося отодвигаться.
— Ладно, — признается тот. — Меня немного волнует, что ты возможно обиделся. Мы ведь соседи и я хочу жить в мире и согласии, что-то типо того. Понимаешь, я очень устал от ссор и ругани, я хочу спокойствия.
Джиён совсем не понимает к чему весь этот монолог, единственное, о чем он сейчас может думать, так это о том, что собирается развернуться, и заткнуть его рот собственными губами. И там, как пелось в одной песне «О-о-о, тейк ми он зе фло». Здравый смысл явно прощается с Джиёном, и даже машет ему белым платком, улепетывая на ракете в открытый космос, потому что Джиён разворачивается к Сынхёну лицом.
— Просто ты мог бы спросить меня, прежде чем принимать решение. Не то, чтобы я очень хотел изображать с тобой парочку и весь вечер потратить на Сынри…
— Знаешь, я даже мстить ему не хочу на самом-то деле. Я сам виноват.
— Ну, — тянет Джиён. — Отчасти я тоже виноват.
— Думаю, он просто нашел в тебе отдушину, которая была ему нужна.
— Он жаловался, что ты постоянно занят и почти не уделяешь ему времени. Ему не хватало тебя, — Джиён усмехается, понимая, что сейчас выступает в роли адвоката Ли Сынри. Довольно сомнительное занятие.
— Я просил его потерпеть. В конце концов, я старался не только ради себя. И что он, правда, говорил тебе все это? — Сынхён выглядит растерянным и обиженным. Он действительно имеет право злиться, и обижаться. На себя в том числе. На Джиёна в том числе.
Квон кивает.
— Он спал с тобой, и говорил это. Почему ты его не побил?
Если бы Джиён только знал. Он и сам неоднократно спрашивал себя о том же, пока слушал рассказы Сынри, как ему одиноко, как он чувствует себя брошенным и беспомощным. Квону столько раз хотелось сказать «пошли его к черту, встречайся со мной», но все медлил, оттягивая момент по непонятным для себя причинам. А когда решил, что хватит — все закончилось. Легко и просто, словно между ними ничего и не было.
А может, правда, они только заполняли собственную пустоту телами друг друга…
Как знать.
— Надо было побить, — Сынхён склоняется чуть ближе.
Джиён понимает, что взгляд соседа устремлен сквозь него, на полку с нижним бельем. Ничего особенного разноцветные боксеры, за исключением тех, что черно-желтые полосатые с мордой тигра на причинном месте. Глазки-пуговички тигра как раз смотрят прямо в карие глаза соседа.
Сынхён явно пытается не засмеяться, но не получается. Ямочки появляются на щеках.
Джиён поспешно дергает дверцу шкафа-купе, закрывая. Ему уже давно не было так стыдно. Он чувствует, что ему нужно оправдаться. Жизненно необходимо. И просто не знает, что сказать. Рот открывается, и закрывается в беззвучном потоке непродуманных слов.
— Я даже знать не хочу, — говорит Сынхён, забираясь руками за спину Джиёна и открывая злополучную дверцу. Та отъезжает в сторону. — Но видеть хочу, — честно признается он, хохоча.
Это единственное, что приходит Джиёну в голову.
Самый удачный отвлекающий маневр.
Его лучший план.
Сынхён от неожиданности замирает, но лишь на долю секунды. На тот самый миг, на который Джиён ловит его в ловушку из собственных губ.
Бабочка попалась в паутину.
Джиёну начинает казаться, что бабочка — это он сам.
Сынхён отвечает на поцелуй: напористо и умело. Пальцы цепляются за его майку, стягивая с правого плеча. Сынхён склоняется ниже и скользит губами по выступающей ключице, он прижимает Джиёна к шкафу, к торчащими острыми ребрами полкам, и Джиён охает от боли.
— Извини, — Сынхён резко отстраняется, позволяя соседу сделать шаг вперед.
— Ничего, — Джиён не знает, что сказать еще. Он просто смиренно ждет продолжение банкета, а его все откладывают.
— Извини, — еще раз произносит Сынхён. — Я забыл, ты же не предложишь мне второй раз…
Он определенно знает, как играть в эти игры.
Джиён хмурится, и разминает, словно затекшие пальцы рук: сжимая и разжимая кулаки. Его опять одурачили.
— Не предложу, — подтверждает он, обиженно фыркая.
— Жаль-жаль, — бубнит Сынхён себе под нос, на сей раз, действительно выходя из комнаты. Звук его шагов раздается по коридору.
Квон не намерен это терпеть. Его тяжелые шаги раздаются следом, он уверенно проходит за Сынхёном на кухню и получает из рук того кружку с кофе, в первую секунду растеряно моргая, но все же собирается с силами и начинает разговор.
— Ты мог бы не спрашивать меня, — теряя всякий стыд и уважение к себе, заявляет Джиён.
Чхве Сынхён действительно стоит этого — его чувства собственного достоинства и всех звезд на небе. Определенно стоит. Джиён даже допускает, что на деле Сынхён не так хорош, но одна возможность узнать — стоит всего.
— Это называется изнасилование, — отвечает Чхве, криво улыбаясь.
— Изнасилование, это когда я сказал «нет», а ты сделал вид, что не услышал. И
ты охренел, — не выдерживает Джиён, и давится горячим кофе, уходя на диван в гостиную.
Сынхён тихо смеется.
«Ему просто нравится доставать меня. Может, это его способ отомстить за Сынри?», — думает Джиён, но вслух ничего не говорит.
Сейчас он похож на обиженного распушившегося воробья. Даже волосы растрепались, и Джиён не спешит поправить непослушные прядки. Нужно как-то научиться контролировать свои желания, чтобы больше не попадать впросак.
«Ничего, я еще покажу, как могу быть холоден. Ты у меня еще попляшешь, Чхве Сынхён. Я твой личный сосед из ада, просто запомни это», — вслух, разумеется, ничего не звучит.
Остаток вечера проходит в полном молчании перед телевизором, пока Джиён не уходит в свою комнату.
***
Ёнбэ отвечает между делом, в основном диалог строится на долгих и эмоциональных репликах Джиёна и «угу» Тон Ёнбэ — его лучшего друга, работа для которого важнее Квона.
На больших мониторах крупным планом показывают лицо Ким Сухена, он пристально смотрит на парочку, сидящую за круглым столиком. Парень веселит девушку, а она мило ему улыбается, а потом замечает главного героя, и машет рукой, подзывая. Он идет, и спустя секунду становится понятно, что не к героине, а к выходу, но цепкие пальцы хватают его за рукав, и Ким Сухён вынужден остановиться.
Ёнбэ удается состыковать звук и картинку. И Джиён слышит, как героиня говорит о том, что у неё с Ким Сухёном совместные дела, явно пытаясь просто сбежать со своего свидания за счет главного героя.
— Представляешь, и тут он мне сказал: «Это называется изнасилование». Он вообще нормальный? Я буквально подаю себя на блюдечке с голубой каемочкой, а он что?
Джиён снова смотрит на экран. Герои стоят под козырьком магазинчика, прячась от дождя. Картинка идет без звука.
— Эту часть еще не озвучили, — поясняет Ёнбэ, накладывая шум дождя.
Теперь только дождь и беззвучно открывающийся рот Ким Сухёна. Он что-то говорит героине и уходит вперед, не оборачиваясь. Тяжелые капли падают на широкие плечи, темными пятнами расходясь по светлой куртке.
— Я собираюсь превратить его жизнь в ад! — фырчит Джиён. — Он еще будет умолять меня лечь с ним в одну постель.
— Ну, худой конец, — говорит Ёнбэ, — если он не будет настаивать на постели, всегда есть пол, стул, стол и другие предметы мебели.
Тон Ёнбэ получает толстой тетрадкой по голове, и обиженно трет макушку.
— Ты чего? — поворачивается он к другу лицом.
— Заслужил, — констатирует тот.
— А ты нет? Ты спал с его парнем, а теперь пытаешься переспать с ним, — Ёнбэ серьезен. Ёнбэ личный пастырь для заблудшей овцы — Джиёна.
— Я знаю, но он мне нравится.
— А твоей совести это тоже нравится?
— Она молчит.
— Конечно, пока балом правит член, но что будет потом?
— Не знаю.
— Вот подумай об этом в следующий раз, когда будешь предлагать отыметь себя, ок?
Джиён молчит.
Ёнбэ шумно выдыхает:
— Прости, это грубо, но я твой друг, и если я не скажу тебе этого, то какой из меня друг тогда…
Что уж и говорить. Ситуация и, правда, не из легких. Но Джиёну очень хочется, а когда очень хочется, то ведь немного, но можно?
А теперь сидит на диване в гостиной и пьет кофе с молочной шоколадкой с миндалем.
Джиён, который выбирал до этого мероприятия наряд и пришел в гостиную, чтобы выяснить что лучше подойдет к неизвестной выставке: наряд стильный, но довольно дерзкий, в виде рваных джинс, футболки с ярким принтом, поясом с огромной бляхой, кучей колец и браслетов, а в завершении пиджак и кроссовки или более классический — костюм от Тома Брауна и солнечные очки. Но узнать мнение соседа так и не успел, он как раз застал разговор Сынхёна и его попытки отказаться от мероприятия. Джиён молча унес кипу вещей в свою комнату и начал назад раскладывать их по полкам.
Сынхён возник в дверном проеме неожиданно:
— Надеюсь, что ты не расстроен из-за того, что мы никуда не пойдем? — спрашивает он.
— А тебе не все равно? — равнодушно пожимает плечами Джиён.
Чхве Сынхёну не находится, что ответить, он просто смотрит на своего соседа, видимо, решая для себя все равно ему или нет. А потом, прейдя к определенному умозаключению, просто разворачивается и выходит.
— Вот и отлично, — говорит Джиён, пытаясь забросить футболку на самую верхнюю полку. Роста для этого ему явно не хватает. Он несколько раз подпрыгивает, но футболка, казалось удачно закинутая, падает ему прямо на лицо. Дело в том, что положить её на нижнюю полку никак нельзя, только на свое место, поэтому Джиён усердно пытается еще раз, и еще, пока не чувствует, как футболку забирают из его рук.
Джиён так и застывает. У шкафа. С вытянутой к верху рукой. А за его спиной Чхве Сынхён тоже с вытянутой рукой, кладет футболку на место, пускай немного небрежно, но все же на место.
Джиён всей свой спиной и даже небольшими округлостями, теми что пониже поясницы, чувствует большого и сильного мужчину, отчего все тело в момент покрывается мурашками. Он вздрагивает, и даже смущается, сам от себя такого не ожидая.
— Спасибо, — нерешительно благодарит он Сынхёна, не собирающегося отодвигаться.
— Ладно, — признается тот. — Меня немного волнует, что ты возможно обиделся. Мы ведь соседи и я хочу жить в мире и согласии, что-то типо того. Понимаешь, я очень устал от ссор и ругани, я хочу спокойствия.
Джиён совсем не понимает к чему весь этот монолог, единственное, о чем он сейчас может думать, так это о том, что собирается развернуться, и заткнуть его рот собственными губами. И там, как пелось в одной песне «О-о-о, тейк ми он зе фло». Здравый смысл явно прощается с Джиёном, и даже машет ему белым платком, улепетывая на ракете в открытый космос, потому что Джиён разворачивается к Сынхёну лицом.
— Просто ты мог бы спросить меня, прежде чем принимать решение. Не то, чтобы я очень хотел изображать с тобой парочку и весь вечер потратить на Сынри…
— Знаешь, я даже мстить ему не хочу на самом-то деле. Я сам виноват.
— Ну, — тянет Джиён. — Отчасти я тоже виноват.
— Думаю, он просто нашел в тебе отдушину, которая была ему нужна.
— Он жаловался, что ты постоянно занят и почти не уделяешь ему времени. Ему не хватало тебя, — Джиён усмехается, понимая, что сейчас выступает в роли адвоката Ли Сынри. Довольно сомнительное занятие.
— Я просил его потерпеть. В конце концов, я старался не только ради себя. И что он, правда, говорил тебе все это? — Сынхён выглядит растерянным и обиженным. Он действительно имеет право злиться, и обижаться. На себя в том числе. На Джиёна в том числе.
Квон кивает.
— Он спал с тобой, и говорил это. Почему ты его не побил?
Если бы Джиён только знал. Он и сам неоднократно спрашивал себя о том же, пока слушал рассказы Сынри, как ему одиноко, как он чувствует себя брошенным и беспомощным. Квону столько раз хотелось сказать «пошли его к черту, встречайся со мной», но все медлил, оттягивая момент по непонятным для себя причинам. А когда решил, что хватит — все закончилось. Легко и просто, словно между ними ничего и не было.
А может, правда, они только заполняли собственную пустоту телами друг друга…
Как знать.
— Надо было побить, — Сынхён склоняется чуть ближе.
Джиён понимает, что взгляд соседа устремлен сквозь него, на полку с нижним бельем. Ничего особенного разноцветные боксеры, за исключением тех, что черно-желтые полосатые с мордой тигра на причинном месте. Глазки-пуговички тигра как раз смотрят прямо в карие глаза соседа.
Сынхён явно пытается не засмеяться, но не получается. Ямочки появляются на щеках.
Джиён поспешно дергает дверцу шкафа-купе, закрывая. Ему уже давно не было так стыдно. Он чувствует, что ему нужно оправдаться. Жизненно необходимо. И просто не знает, что сказать. Рот открывается, и закрывается в беззвучном потоке непродуманных слов.
— Я даже знать не хочу, — говорит Сынхён, забираясь руками за спину Джиёна и открывая злополучную дверцу. Та отъезжает в сторону. — Но видеть хочу, — честно признается он, хохоча.
Это единственное, что приходит Джиёну в голову.
Самый удачный отвлекающий маневр.
Его лучший план.
Сынхён от неожиданности замирает, но лишь на долю секунды. На тот самый миг, на который Джиён ловит его в ловушку из собственных губ.
Бабочка попалась в паутину.
Джиёну начинает казаться, что бабочка — это он сам.
Сынхён отвечает на поцелуй: напористо и умело. Пальцы цепляются за его майку, стягивая с правого плеча. Сынхён склоняется ниже и скользит губами по выступающей ключице, он прижимает Джиёна к шкафу, к торчащими острыми ребрами полкам, и Джиён охает от боли.
— Извини, — Сынхён резко отстраняется, позволяя соседу сделать шаг вперед.
— Ничего, — Джиён не знает, что сказать еще. Он просто смиренно ждет продолжение банкета, а его все откладывают.
— Извини, — еще раз произносит Сынхён. — Я забыл, ты же не предложишь мне второй раз…
Он определенно знает, как играть в эти игры.
Джиён хмурится, и разминает, словно затекшие пальцы рук: сжимая и разжимая кулаки. Его опять одурачили.
— Не предложу, — подтверждает он, обиженно фыркая.
— Жаль-жаль, — бубнит Сынхён себе под нос, на сей раз, действительно выходя из комнаты. Звук его шагов раздается по коридору.
Квон не намерен это терпеть. Его тяжелые шаги раздаются следом, он уверенно проходит за Сынхёном на кухню и получает из рук того кружку с кофе, в первую секунду растеряно моргая, но все же собирается с силами и начинает разговор.
— Ты мог бы не спрашивать меня, — теряя всякий стыд и уважение к себе, заявляет Джиён.
Чхве Сынхён действительно стоит этого — его чувства собственного достоинства и всех звезд на небе. Определенно стоит. Джиён даже допускает, что на деле Сынхён не так хорош, но одна возможность узнать — стоит всего.
— Это называется изнасилование, — отвечает Чхве, криво улыбаясь.
— Изнасилование, это когда я сказал «нет», а ты сделал вид, что не услышал. И
ты охренел, — не выдерживает Джиён, и давится горячим кофе, уходя на диван в гостиную.
Сынхён тихо смеется.
«Ему просто нравится доставать меня. Может, это его способ отомстить за Сынри?», — думает Джиён, но вслух ничего не говорит.
Сейчас он похож на обиженного распушившегося воробья. Даже волосы растрепались, и Джиён не спешит поправить непослушные прядки. Нужно как-то научиться контролировать свои желания, чтобы больше не попадать впросак.
«Ничего, я еще покажу, как могу быть холоден. Ты у меня еще попляшешь, Чхве Сынхён. Я твой личный сосед из ада, просто запомни это», — вслух, разумеется, ничего не звучит.
Остаток вечера проходит в полном молчании перед телевизором, пока Джиён не уходит в свою комнату.
***
Ёнбэ отвечает между делом, в основном диалог строится на долгих и эмоциональных репликах Джиёна и «угу» Тон Ёнбэ — его лучшего друга, работа для которого важнее Квона.
На больших мониторах крупным планом показывают лицо Ким Сухена, он пристально смотрит на парочку, сидящую за круглым столиком. Парень веселит девушку, а она мило ему улыбается, а потом замечает главного героя, и машет рукой, подзывая. Он идет, и спустя секунду становится понятно, что не к героине, а к выходу, но цепкие пальцы хватают его за рукав, и Ким Сухён вынужден остановиться.
Ёнбэ удается состыковать звук и картинку. И Джиён слышит, как героиня говорит о том, что у неё с Ким Сухёном совместные дела, явно пытаясь просто сбежать со своего свидания за счет главного героя.
— Представляешь, и тут он мне сказал: «Это называется изнасилование». Он вообще нормальный? Я буквально подаю себя на блюдечке с голубой каемочкой, а он что?
Джиён снова смотрит на экран. Герои стоят под козырьком магазинчика, прячась от дождя. Картинка идет без звука.
— Эту часть еще не озвучили, — поясняет Ёнбэ, накладывая шум дождя.
Теперь только дождь и беззвучно открывающийся рот Ким Сухёна. Он что-то говорит героине и уходит вперед, не оборачиваясь. Тяжелые капли падают на широкие плечи, темными пятнами расходясь по светлой куртке.
— Я собираюсь превратить его жизнь в ад! — фырчит Джиён. — Он еще будет умолять меня лечь с ним в одну постель.
— Ну, худой конец, — говорит Ёнбэ, — если он не будет настаивать на постели, всегда есть пол, стул, стол и другие предметы мебели.
Тон Ёнбэ получает толстой тетрадкой по голове, и обиженно трет макушку.
— Ты чего? — поворачивается он к другу лицом.
— Заслужил, — констатирует тот.
— А ты нет? Ты спал с его парнем, а теперь пытаешься переспать с ним, — Ёнбэ серьезен. Ёнбэ личный пастырь для заблудшей овцы — Джиёна.
— Я знаю, но он мне нравится.
— А твоей совести это тоже нравится?
— Она молчит.
— Конечно, пока балом правит член, но что будет потом?
— Не знаю.
— Вот подумай об этом в следующий раз, когда будешь предлагать отыметь себя, ок?
Джиён молчит.
Ёнбэ шумно выдыхает:
— Прости, это грубо, но я твой друг, и если я не скажу тебе этого, то какой из меня друг тогда…
Что уж и говорить. Ситуация и, правда, не из легких. Но Джиёну очень хочется, а когда очень хочется, то ведь немного, но можно?
@темы: кстати, намылить шею, дурная голова - жопе не легче, записки из-под кровати, я тайный сантехник, то что делает меня ебанутым, я не виноват, я ударился головой об дуб - я идиот, про фикло
-
-
06.06.2014 в 01:13Потрясающие взаимоотношения))
И отдельно спасибо за Ёнбэ, он душка)
-
-
06.06.2014 в 04:25