Если бы я был Бог, я бы всё время ржал. (с)
Глава 9Хорошо
«Я сегодня не приду ночевать. Не теряй меня».
Ёнбэ долго мялся, но все же пропищал, что на сегодня не получится, потому что у Джухи неожиданно отменилась ночная съемка, а потом она еще очень долго будет занята. А лучший друг должен понимать, что такое естественные потребности и любовь, а еще одолжить пятьдесят баксов на букет. Квон Джиён — лучший друг Тон Ёнбэ, поэтому он безрадостно расстался с двадцаткой (еще лишних тридцати баксов просто не было), а потом долго думал, пойти ли ему ночевать в сауну или сразу повеситься. При мыслях о синем языке, сломанной шее и страшном выражение лица, с которым его вытащат из веревки, Джиён решил повременить с последним. В сауну тоже не хотелось. Единственным местом, которое Джиён мог себе позволить, оказался 24-ой супермаркет со специальным столиком у витрины, за которым можно было выпить чай или кофе. По странному стечению обстоятельств супермаркет располагался на противоположной стороне неширокой улицы от дома, в котором жил Джиён. В котором жил и Сынхён по тому же странному стечению обстоятельств.
«Ок», — высветилось на экране мобильно. Поразительная многословность спустя два часа.
«Ты поужинал?» — быстро набрал Джиён, а затем выдержал три минуты, прежде чем отправить сообщение.
В голове проскакивала мысль, что можно смело завалиться домой, быстро пройти в свою комнату и запереться изнутри. А на все вопросы отвечать, что подхватил птичий грипп и не может говорить. Или на него напал клоун-убийца и вырвал ему пресловутый язык, которым он слишком много болтает. Например, о том, что ему нравится Чхве Сынхён.
«Да».
— Класс. А я вот давлюсь дешевым кофе, — отвечает Джиён смс-сообщению и смотрит в окна квартиры. Свет горит только в гостиной. Чхве Сынхён наверняка сидит на полу перед телевизором с кружкой кофе получше и щелкает пультом.
«А ты?» Сообщение приходит после второго пластикового стаканчика с темно-коричневой жидкостью. Продавец ночной смены, словно все понимая, бесплатно предлагает Джиёну вчерашний эклер, спасибо и на этом. А потом тихо добавляет: «не парься, все они хорошие стервы». И то верно.
«Да. Все хорошо?»
Зачем только он добавил это «все хорошо» не понятно. Что хорошо? Сынхён? Или то, что произошло между ними? Джиён думает об этом снова и снова, глядя в окно, в котором ни черта не видно. Оно просто горит приглушенно-желтым светом, словно светофор. Ну, и к чему Джиёну приготовиться?
«Да»
Этот тоже хорош. Что да? Квон Джиёну кажется, что сейчас у него из ушей пойдет пар от натуга. Все хорошо — да. Хорошо, что они с ним целовались в коридоре? Или у придурка Сынхёна просто все хорошо? А может: все ок, бро, не парься, это не имело для меня никакого значения? Хорошо, что крокодилы ходят лежа? — Хорошо! Хорошо, что небо голубое? — Хорошо. А то, что мы с тобой целовались? — Так себе.
«Хорошо»
Джиёну не хорошо. Ему плохо.
«Приятных снов» — отправляет он сообщение первым.
«Приятных снов» — свет все еще горит в окне гостиной. Чхве Сынхён все еще таращится в телевизор и даже не знает, что его сосед сидит напротив их дома и пьет третий пластиковый стаканчик кофе.
— Ненавижу тебя, — говорит Джиён.
— Ненавижу тебя, — орет кто-то другой на улице.
Там, на противоположной стороне, как раз под окнами стоит кто-то и истошно орет.
— Ненавижу тебя, Квон Джиён!
Прямо так и орет. С третьего раза Джиён понимает, что ему это не кажется. Он выходит на улицу, переходит дорогу и очень медленно приближается к знакомому незнакомцу, который, впрочем, разворачивается к нему лицом, сжимая в руках бутылку соджу.
— Сынри, ты дебил?
— Хён? — Ли Сынри собственной персоной хлопает глазами и пытается понять, не приглючилось ли ему спьяну.
— Ну, и за что ты меня ненавидишь?
— За все! — в пьяном виде у Сынри много смелости. — Ты спал со мной, а теперь спишь с моим бывшим парнем! Если тебе действительно хотелось мне отомстить, как, например, Сынхён хён, то мог бы сделать вид, что скучаешь, а потом привести меня домой, ну, знаешь, вспомнить былые деньки… — Ли хмыкает и делает неопределенный жест рукой, чуть не роняя бутылку на асфальт. — Он такой забавный, хён, правда? Так усердно делал вид, что для него не имеет никакого значения наше расставание, что мы вообще встречались. Даже потащил меня домой, чтобы доказать себе или мне, что способен с легким сердцем выставить меня за дверь после того, как кончит. А там ты… Я не хотел, чтобы он узнал о тебе! А он узнал!
Беззвездное темное небо Сеула смотрит прямиком на Джиёна. Тот сжимает и разжимает кулаки, а потом протяжно выдыхает, словно стонет.
— Хотел посмотреть, как далеко он способен зайти? Или просто быстрый секс по старой дружбе? Ты, вообще, человек, Ли Сынри? — спрашивает Джиён будничным тоном.
— А ты? Как ты можешь с ним встречаться? Это не нормально! Появляться вместе у меня на глазах…
— Он мне нравится.
— Что? — Сынри все же роняет бутылку. Запах пива стелется у ног Джиёна, как и осколки, блестящим ковром.
— Он мне НРАВИТСЯ! Я не собираюсь ничего с этим делать! ОН МНЕ НРАВИТСЯ, И Я ПЛЕВАЛ НА ВСЕ! Правильно это или нет. Знаешь, что? Засунь свое мнение себе в жопу и позабавься с ним как следует! — срывается Квон, сам от себя подобного не ожидая.
— Ты придурок!
— А ты просто дебил. Он любил тебя по-настоящему, а ты причинил ему боль… Ты мог мне отказать, но не отказал, потому что яйца чесались и сперма из ушей лилась. А сейчас ты жалеешь, что он больше не с тобой. Ты дурак, Сынри.
Ли Сынри обиженно поджимает нижнюю губу и делает последний глоток соджу.
— Пошли вы к черту, — бросает он, прежде чем развернуться. — Оба.
— Вали сам, — откликается Джиён.
— К ЧЕРТУ! — напоследок орет Сынри.
— К черту, — Джиён автоматически бредет к подъезду, с трудом понимая, что это такое только что произошло. Выпивка плохо влияет на людей, но лучше бы Сынри заблевал все кусты, чем устраивал концерт. До Квона только сейчас доходит, что эту милую перебранку могло слышать полдома. Замечательно! Просто замечательно, лучше некуда.
Джиён нажимает на дверной звонок.
Сынхён в пижамных штанах с маленькими пандами открывает ему дверь. Развернуться и уйти будет как-то странно.
— Привет.
— Привет, я думал, ты не придешь, — Сынхён пропускает его внутрь.
— Я тоже думал, что не приду, но пришел. Знаешь, — тянет Джиён, снимая кроссовки и аккуратно ставя их на полку для обуви, — может, сходим завтра на свидание? Ну, я имею в виду на настоящее свидание. — Он пытается выглядеть как можно более безразлично, но сердце предательски колотится в груди, отстукивая тревожную композицию.
— Ок, — Сынхён кивает.
— Ты слышал, что я сказал? Я так на всякий случай уточняю.
— Ты позвал меня на свидание, — подтверждает Чхве.
— Хорошо.
— Хорошо.
Теперь Джиён, наконец-то, понимает, что значит это «хорошо». Он расплывается в радостной улыбке и идет к себе в комнату. Падает на кровать и все никак не может прогнать улыбку с лица.
В животе порхают бабочки, но лишь до тех пор, пока не звонит мобильный и Ёнбэ пьяным голосом сообщает, что потерялся среди этажей. Сегодня вроде бы не мировой день пьянства…
— Она меня бросила, — с порога заявляет друг, переваливаясь. Ёнбэ падает на пол, потому что Джиён не успевает его поймать. Падает эффектно с грохотом.
— Мой друг Тон Ёнбэ, помнишь его? — Квон обращается к Чхве Сынхёну, пришедшему на шум.
Сынхён кивает, и помогает поднять горе-влюбленного, который стоять самостоятельно отказывается и снова падает на пол.
— Она меня бросилаааа! А я ей цветы дарил! Приди и убей меня, я чувствую себя таким жалким! Ёе глаза, нос, губы, руки… я не в силах все это забыть!
— У него горячка, — констатирует Сынхён.
— Ага. Давай, положим его на диван…
— Диван мокрый…. — Сынхён виновато пожимает плечами. — Я пролил на него чай… Когда… Ну… — запинается он. — Орали под окнами.
— А-а-а… То-тогда в мою комнату…
Ёнбэ тяжелее чем кажется, когда Джиён, наконец-то, укладывает его в постель, то понимает, что сам весь мокрый. Принять душ — отличная попытка побыть наедине с собой, и, наконец-то, понять, что же произошло. Откуда в нем взялось столько смелости, орать на всю улицу, что ему нравится Сынхён, затем пригласить его на свидание и совсем не думать о том, что ему откажут. Впрочем, последним Джиён никогда не страдал. Единственный человек, который отказал ему по настоящему, был Ли Сынри, но и с ним он недавно покончил. Теперь Джиёну хотелось помочь и Сынхёну сделать то же самое. Он не знал наверняка, забыл ли тот о бывшем или же продолжает иногда думать о нем. Даже если и не забыл, даже если его сердце все еще болит, то Джиён собирается выкорчевать Сынри, как старый пень, из сердца Сынхёна и освободить местечко для молоденького деревца имени себя.
— Её глаза, нос, губы…. — разносится на весь дом.
Джиён прибавляет напор воды, чтобы заглушить музыкальный фон от Ёнбэ. К тому времени, когда Квон в одном халате выбирается в коридор, в квартире царит тишина. Лучший друг мирно посапывает у него в кровати, а Чхве Сынхён лежит в своей, и Джиён укладывается рядом.
Никаких возражений, но на всякий случай:
— Диван мокрый, а там Ёнбэ и перегар… Думал задохнусь, когда зашел посмотреть, как он.
Хозяин кровати, молча, кивает и переворачивается на бок.
«Я сегодня не приду ночевать. Не теряй меня».
Ёнбэ долго мялся, но все же пропищал, что на сегодня не получится, потому что у Джухи неожиданно отменилась ночная съемка, а потом она еще очень долго будет занята. А лучший друг должен понимать, что такое естественные потребности и любовь, а еще одолжить пятьдесят баксов на букет. Квон Джиён — лучший друг Тон Ёнбэ, поэтому он безрадостно расстался с двадцаткой (еще лишних тридцати баксов просто не было), а потом долго думал, пойти ли ему ночевать в сауну или сразу повеситься. При мыслях о синем языке, сломанной шее и страшном выражение лица, с которым его вытащат из веревки, Джиён решил повременить с последним. В сауну тоже не хотелось. Единственным местом, которое Джиён мог себе позволить, оказался 24-ой супермаркет со специальным столиком у витрины, за которым можно было выпить чай или кофе. По странному стечению обстоятельств супермаркет располагался на противоположной стороне неширокой улицы от дома, в котором жил Джиён. В котором жил и Сынхён по тому же странному стечению обстоятельств.
«Ок», — высветилось на экране мобильно. Поразительная многословность спустя два часа.
«Ты поужинал?» — быстро набрал Джиён, а затем выдержал три минуты, прежде чем отправить сообщение.
В голове проскакивала мысль, что можно смело завалиться домой, быстро пройти в свою комнату и запереться изнутри. А на все вопросы отвечать, что подхватил птичий грипп и не может говорить. Или на него напал клоун-убийца и вырвал ему пресловутый язык, которым он слишком много болтает. Например, о том, что ему нравится Чхве Сынхён.
«Да».
— Класс. А я вот давлюсь дешевым кофе, — отвечает Джиён смс-сообщению и смотрит в окна квартиры. Свет горит только в гостиной. Чхве Сынхён наверняка сидит на полу перед телевизором с кружкой кофе получше и щелкает пультом.
«А ты?» Сообщение приходит после второго пластикового стаканчика с темно-коричневой жидкостью. Продавец ночной смены, словно все понимая, бесплатно предлагает Джиёну вчерашний эклер, спасибо и на этом. А потом тихо добавляет: «не парься, все они хорошие стервы». И то верно.
«Да. Все хорошо?»
Зачем только он добавил это «все хорошо» не понятно. Что хорошо? Сынхён? Или то, что произошло между ними? Джиён думает об этом снова и снова, глядя в окно, в котором ни черта не видно. Оно просто горит приглушенно-желтым светом, словно светофор. Ну, и к чему Джиёну приготовиться?
«Да»
Этот тоже хорош. Что да? Квон Джиёну кажется, что сейчас у него из ушей пойдет пар от натуга. Все хорошо — да. Хорошо, что они с ним целовались в коридоре? Или у придурка Сынхёна просто все хорошо? А может: все ок, бро, не парься, это не имело для меня никакого значения? Хорошо, что крокодилы ходят лежа? — Хорошо! Хорошо, что небо голубое? — Хорошо. А то, что мы с тобой целовались? — Так себе.
«Хорошо»
Джиёну не хорошо. Ему плохо.
«Приятных снов» — отправляет он сообщение первым.
«Приятных снов» — свет все еще горит в окне гостиной. Чхве Сынхён все еще таращится в телевизор и даже не знает, что его сосед сидит напротив их дома и пьет третий пластиковый стаканчик кофе.
— Ненавижу тебя, — говорит Джиён.
— Ненавижу тебя, — орет кто-то другой на улице.
Там, на противоположной стороне, как раз под окнами стоит кто-то и истошно орет.
— Ненавижу тебя, Квон Джиён!
Прямо так и орет. С третьего раза Джиён понимает, что ему это не кажется. Он выходит на улицу, переходит дорогу и очень медленно приближается к знакомому незнакомцу, который, впрочем, разворачивается к нему лицом, сжимая в руках бутылку соджу.
— Сынри, ты дебил?
— Хён? — Ли Сынри собственной персоной хлопает глазами и пытается понять, не приглючилось ли ему спьяну.
— Ну, и за что ты меня ненавидишь?
— За все! — в пьяном виде у Сынри много смелости. — Ты спал со мной, а теперь спишь с моим бывшим парнем! Если тебе действительно хотелось мне отомстить, как, например, Сынхён хён, то мог бы сделать вид, что скучаешь, а потом привести меня домой, ну, знаешь, вспомнить былые деньки… — Ли хмыкает и делает неопределенный жест рукой, чуть не роняя бутылку на асфальт. — Он такой забавный, хён, правда? Так усердно делал вид, что для него не имеет никакого значения наше расставание, что мы вообще встречались. Даже потащил меня домой, чтобы доказать себе или мне, что способен с легким сердцем выставить меня за дверь после того, как кончит. А там ты… Я не хотел, чтобы он узнал о тебе! А он узнал!
Беззвездное темное небо Сеула смотрит прямиком на Джиёна. Тот сжимает и разжимает кулаки, а потом протяжно выдыхает, словно стонет.
— Хотел посмотреть, как далеко он способен зайти? Или просто быстрый секс по старой дружбе? Ты, вообще, человек, Ли Сынри? — спрашивает Джиён будничным тоном.
— А ты? Как ты можешь с ним встречаться? Это не нормально! Появляться вместе у меня на глазах…
— Он мне нравится.
— Что? — Сынри все же роняет бутылку. Запах пива стелется у ног Джиёна, как и осколки, блестящим ковром.
— Он мне НРАВИТСЯ! Я не собираюсь ничего с этим делать! ОН МНЕ НРАВИТСЯ, И Я ПЛЕВАЛ НА ВСЕ! Правильно это или нет. Знаешь, что? Засунь свое мнение себе в жопу и позабавься с ним как следует! — срывается Квон, сам от себя подобного не ожидая.
— Ты придурок!
— А ты просто дебил. Он любил тебя по-настоящему, а ты причинил ему боль… Ты мог мне отказать, но не отказал, потому что яйца чесались и сперма из ушей лилась. А сейчас ты жалеешь, что он больше не с тобой. Ты дурак, Сынри.
Ли Сынри обиженно поджимает нижнюю губу и делает последний глоток соджу.
— Пошли вы к черту, — бросает он, прежде чем развернуться. — Оба.
— Вали сам, — откликается Джиён.
— К ЧЕРТУ! — напоследок орет Сынри.
— К черту, — Джиён автоматически бредет к подъезду, с трудом понимая, что это такое только что произошло. Выпивка плохо влияет на людей, но лучше бы Сынри заблевал все кусты, чем устраивал концерт. До Квона только сейчас доходит, что эту милую перебранку могло слышать полдома. Замечательно! Просто замечательно, лучше некуда.
Джиён нажимает на дверной звонок.
Сынхён в пижамных штанах с маленькими пандами открывает ему дверь. Развернуться и уйти будет как-то странно.
— Привет.
— Привет, я думал, ты не придешь, — Сынхён пропускает его внутрь.
— Я тоже думал, что не приду, но пришел. Знаешь, — тянет Джиён, снимая кроссовки и аккуратно ставя их на полку для обуви, — может, сходим завтра на свидание? Ну, я имею в виду на настоящее свидание. — Он пытается выглядеть как можно более безразлично, но сердце предательски колотится в груди, отстукивая тревожную композицию.
— Ок, — Сынхён кивает.
— Ты слышал, что я сказал? Я так на всякий случай уточняю.
— Ты позвал меня на свидание, — подтверждает Чхве.
— Хорошо.
— Хорошо.
Теперь Джиён, наконец-то, понимает, что значит это «хорошо». Он расплывается в радостной улыбке и идет к себе в комнату. Падает на кровать и все никак не может прогнать улыбку с лица.
В животе порхают бабочки, но лишь до тех пор, пока не звонит мобильный и Ёнбэ пьяным голосом сообщает, что потерялся среди этажей. Сегодня вроде бы не мировой день пьянства…
— Она меня бросила, — с порога заявляет друг, переваливаясь. Ёнбэ падает на пол, потому что Джиён не успевает его поймать. Падает эффектно с грохотом.
— Мой друг Тон Ёнбэ, помнишь его? — Квон обращается к Чхве Сынхёну, пришедшему на шум.
Сынхён кивает, и помогает поднять горе-влюбленного, который стоять самостоятельно отказывается и снова падает на пол.
— Она меня бросилаааа! А я ей цветы дарил! Приди и убей меня, я чувствую себя таким жалким! Ёе глаза, нос, губы, руки… я не в силах все это забыть!
— У него горячка, — констатирует Сынхён.
— Ага. Давай, положим его на диван…
— Диван мокрый…. — Сынхён виновато пожимает плечами. — Я пролил на него чай… Когда… Ну… — запинается он. — Орали под окнами.
— А-а-а… То-тогда в мою комнату…
Ёнбэ тяжелее чем кажется, когда Джиён, наконец-то, укладывает его в постель, то понимает, что сам весь мокрый. Принять душ — отличная попытка побыть наедине с собой, и, наконец-то, понять, что же произошло. Откуда в нем взялось столько смелости, орать на всю улицу, что ему нравится Сынхён, затем пригласить его на свидание и совсем не думать о том, что ему откажут. Впрочем, последним Джиён никогда не страдал. Единственный человек, который отказал ему по настоящему, был Ли Сынри, но и с ним он недавно покончил. Теперь Джиёну хотелось помочь и Сынхёну сделать то же самое. Он не знал наверняка, забыл ли тот о бывшем или же продолжает иногда думать о нем. Даже если и не забыл, даже если его сердце все еще болит, то Джиён собирается выкорчевать Сынри, как старый пень, из сердца Сынхёна и освободить местечко для молоденького деревца имени себя.
— Её глаза, нос, губы…. — разносится на весь дом.
Джиён прибавляет напор воды, чтобы заглушить музыкальный фон от Ёнбэ. К тому времени, когда Квон в одном халате выбирается в коридор, в квартире царит тишина. Лучший друг мирно посапывает у него в кровати, а Чхве Сынхён лежит в своей, и Джиён укладывается рядом.
Никаких возражений, но на всякий случай:
— Диван мокрый, а там Ёнбэ и перегар… Думал задохнусь, когда зашел посмотреть, как он.
Хозяин кровати, молча, кивает и переворачивается на бок.
-
-
18.09.2014 в 00:40классно у вас получилось)